– Но вы все время лезете под пули.

– Это единственный способ воевать, который я знаю.

– Как же трудно с вами иметь дело, Эрл! Но я продолжаю настаивать на тех же самых проклятых требованиях. Вы должны носить этот чертов жилет. Я на этом настаиваю. Вы должны командовать снаружи, а не воевать внутри. Это вам не морская пехота. Вы офицер правоохранительных органов, принявший присягу, и ваша обязанность заключается в том, чтобы выполнять инструкции вашего начальника, то есть мои. Эрл, я не стану отдавать приказы, идущие вам во вред. Или вы мне не доверяете?

– Я доверяю вам. Вы справедливый и достойный человек. В этом у меня нет сомнений.

– Но вы не доверяете Беккеру.

– Ни на вот столечко.

– Он хотел, чтобы я уволил и вас, Эрл. Я сказал ему: если вы уйдете, то я тоже уйду. Теперь вы говорите мне, что уйдете сами, если уйдет Шорт. Это звучит не по-деловому.

– Это единственный способ, который я знаю, мистер Паркер.

– Эрл, называйте меня Ди-Эй, черт возьми. Ладно, Шорт получит еще один шанс, и вы получите еще один шанс.

О том, что у него тоже остается всего один шанс, Ди-Эй умолчал.

– Все. А теперь я хочу, чтобы вы поехали домой. Мальчики отправятся домой на неделю, и вы тоже на неделю валите домой. И выковыряйте эту чертову дробь из-под шкуры, может быть, упрямства поубавится, понятно? И повидайтесь с женой. Бедная женщина, наверно, вся извелась из-за вас.

25

Они вернулись на армейские склады в Ред-Ривер, получили наличными причитавшиеся им деньги и на следующий день рано утром уехали в Тексаркану, а оттуда отправились, куда хотели. Кто-то поехал домой, а кто-то, кому до дому было слишком далеко, направился на техасское побережье, от которого их отделял всего один день пути на поезде; несколько человек выбрали Новый Орлеан, шумный и самый французский из всех городов США.

Разъехались все, кроме двоих.

Ди-Эй постучал к Карло Хендерсону поздним утром, когда остальные уже уехали. Карло никуда не спешил, потому что собирался сесть на последний автобус из Тексарканы в Талсу, где намеревался навестить свою овдовевшую мать. Но этому плану не суждено было сбыться.

– Да, сэр?

– Хендерсон, мистер Эрл говорил мне, что ты делаешь большие успехи. Тебе есть чем гордиться.

Карло расплылся в улыбке. Эрл, конечно же, был для него настоящим богом, храбрым, справедливым и очень скупым на похвалу – просто потому, что не был наделен излишним красноречием.

– Я лишь стараюсь выполнять свой долг, – скромно ответил Карло.

– Это важно, правда?

– Важно?

– Я о долге, сынок.

– Да, сэр, – согласился молодой человек. – Да, сэр, это очень важно.

– Что ж, именно такого ответа я и ожидал, – сказал старый агент ФБР. – А теперь позволь мне спросить: что ты думаешь о мистере Эрле?

Карло не на шутку растерялся. Он почувствовал, как челюсть у него отвисла настолько, что в рот мог бы залететь целый рой мух. Похлопав глазами, он все же собрался с мыслями, сглотнул и поспешно произнес:

– Он герой.

– Совершенно верно, – отозвался старик. – Он герой. Ты слышал разговоры о том, что Эрл получил медаль, большую медаль за войну в Тихом океане? Так вот, это все чистая правда. Эрл был там одним из лучших морских пехотинцев. Эрл перебил уйму солдат Ямато. Так что любой молодой человек, которому доведется учиться и практиковаться под его началом и наблюдать храбрость и командные способности Эрла, может сказать, что ему крупно повезло. Согласен?

– Да, сэр, – ответил Карло, именно так все это и воспринимавший.

– Но ты должен узнать кое-что еще, Хендерсон, – продолжал Ди-Эй. – Война, в которой участвовал Эрл, была самой жестокой из всех войн. Пять высадок. Ранения. Много друзей, погибших на чертовски далеких и бесплодных, словно ад, берегах. Ты понимаешь, к чему я клоню?

Карло не понимал.

– Все это требует от человека очень многого. Нельзя пройти через ад и выйти таким же, каким туда вошел. Это выматывает и меняет человека. Это коверкает его душу. Знаешь, сынок, – продолжал старик, – меня кое-что немного тревожит. Постарайся меня понять. Ты когда-нибудь слышал о такой вещи, которую называют «боевая психическая травма»?

– Да, сэр, – ответил Карло. – Восьмой параграф [36] . Когда крыша едет. Человек не может больше делать свое дело даже под прямой угрозой смерти. Таких отправляют в дурдом.

– Эти психи, они не всегда ведут себя так, что можно их раскусить и отправить в госпиталь. Бывает, что их тянет умереть и тем самым со всем покончить. Это тоже разновидность боевой психической травмы. Ее называют инстинктом смерти. Ты меня слышишь? Инстинкт смерти.

Эти слова показались Карло знакомыми, но он не мог сообразить, где и когда их слышал. Он задумался, куда же клонит этот хитрый старик.

– Теперь смотри, что может получиться, – объяснял Ди-Эй. – Человек настолько вымотан, что не хочет жить дальше. Но у него слишком сильная натура – кажется, доктора называют это органичностью, – чтобы самому покончить с собой. И поэтому он решает покончить с собой во время исполнения своего долга. Он идет на сумасшедший риск. Проявляет прямо-таки невероятную браваду. А на самом деле просто пытается сделать так, чтобы его убили. Это кажется странным, но говорят, что такое случается.

– И что-то похожее происходит с мистером Эрлом? – спросил Карло.

– Я не знаю, сынок. А что ты думаешь?

– Я тоже не знаю, сэр. Мне кажется, он в порядке.

– Да, так кажется. Но, черт возьми, я три раза говорил ему перед рейдами, чтобы он надел этот проклятый жилет, а он ни разу этого не сделал. Я сказал ему, что его дело – оставаться снаружи и координировать действия по рации. Но он снова оказался впереди всех, там, где шла стрельба. А этот его последний трюк? Почему он полез в тот коридор, рискуя быть застреленным? Как можно было совершить такую глупость? Он мог залечь, спокойно стрелять из БАР и положить всех, кто там был.

– Он боялся причинить вред тем цветным девчонкам.

– За всю жизнь никогда не слышал о чем-нибудь таком.

– Да, сэр.

Теперь, размышляя об этом, Карло вынужден был признать, что здесь и впрямь имелось что-то непривычное.

– Как бы там ни было, – продолжал Ди-Эй, – я очень сильно волнуюсь из-за Эрла. Я не хочу принимать участия в его самоуничтожении. Я сам нашел его, я лично предложил ему эту работу с самыми честными намерениями и рассчитывал на то, что он тоже будет вести себя честно и не станет пытаться сделать так, чтобы его убили. Ты меня понимаешь?

– Мне кажется, да, сэр.

– Но есть и еще одна вещь.

Молодой офицер вопросительно взглянул на него.

– Ты знаешь, что я уважаю и ценю Эрла ничуть не меньше, чем любой другой в нашей команде?

– Да, сэр.

– Так вот, знай, что я считаю его истинным американским героем, из тех, которых можно по пальцам пересчитать. Мистер Первис – это один. Второй – Оди Мерфи, так? Еще Уильям О. Дарби [37] . Но Эрл настоящий человек, вот что я думаю.

– Я тоже так думаю, сэр, – ответил юноша.

– Так вот, я задаю себе вопрос настолько неприятный, что мне с трудом удается подыскать для него слова. Вот какой вопрос: почему он лгал?

– Сэр?

– Почему он солгал? Эрл сказал мне неправду. Явную, неприкрытую, бесспорную ложь, и это чрезвычайно сильно беспокоит меня, едва ли не сильнее, чем его безумная тяга к смерти. Я пытался выкинуть эти мысли из головы, но так и не смог. Во всем этом невозможно уловить никакого смысла, даже самой маленькой крошечки.

– Он вам солгал?

– Именно так.

– Это непохоже на него.

– Абсолютно непохоже. Но он это сделал.

– А о чем шла речь?

– О Хот-Спрингсе.

– О Хот-Спрингсе?

– Я задал ему прямой вопрос: «Эрл, вы когда-нибудь были в Хот-Спрингсе?» Он ответил: «Нет, сэр. Мой папаша-баптист считал Хот-Спрингс преддверием ада, Содомом и Гоморрой, проклятым городом. Если бы кто-нибудь из нашей семьи задумал сунуться в Хот-Спрингс, он сразу бы вышиб у того мозги». Это были его собственные слова.