Глядя на пустую стену под углом, Эрл быстро находил их по одной то тут, то там, крохотные дырочки в штукатурке, которые, возможно, не удалось бы разглядеть ни при каком другом освещении, только при этом, с его игрой теней, выделяющей малейшие неровности. Укол здесь, укол там, два укола близко друг к другу и...

Вот оно! Это должно быть оно, и ничто другое.

Очень много следов от уколов скопилось в северо-западном углу освещенного места, наверно, тридцать пять, если не сорок. Причем не россыпью, а двумя параллельными линиями, которые должны были означать края опушки леса, окаймляющего эту самую долину. Именно там должна находиться долина Неудачной Сделки. Именно туда Чарльз Суэггер отправлялся каждый год и каждый год отмечал очередного оленя-мула, убитого на самом краю идеально ровной поляны, покрытой желтой травой, над которой кружили и каркали вороны, словно предзнаменования рока.

Эрл понял: это место находится в северо-западном углу территории округа.

Он знал, что если сумеет подъехать достаточно близко на машине и очень постарается, то сможет отыскать это место. Ему понадобилась бы карта округа, но в машине у него была крупномасштабная карта Арканзаса, и подобраться к нужному месту он смог бы и по ней. Поездка займет часа два, потом еще часа четыре топать вверх, а кое-где и карабкаться по скалам. Эрл поглядел на часы. К рассвету он вполне доберется туда, и еще час останется у него в запасе.

Ему не хватало всего лишь одной веши.

Он вошел в третье пыльное стойло и нагнулся к доскам, сваленным вдоль стены. Он не забыл, как давным-давно прятался здесь от гнева своего отца. «Эрл! – орал старик. – Эрл, ну-ка тащи сюда свою задницу, черт тебя возьми!» Но отец так ни разу и не нашел его здесь, хотя это откладывало избиение лишь на несколько минут. И никто другой тоже никогда не находил его там. Он мог поспорить с кем угодно, что у Бобби Ли тоже было свое тайное убежище, но это принадлежало Эрлу.

Несколькими быстрыми рывками он отодвинул доски от стены. Наклонился, как и в тот раз, когда заезжал на ферму несколько месяцев назад, – но тогда он хотел только проверить, лежит ли оно на месте, а не забирать, – наклонился и вытащил зеленый деревянный ящичек, обернутый брезентом, с печатью «Суэггер КМПСША», которая обозначала, что это имущество морского пехотинца, путешествовавшее вместе со своим владельцем с корабля на корабль, из сражения в сражение. Он вынес ящичек в сарай, щелкнул выключателем ничем не прикрытой электрической лампочки и откинул крышку.

Внутри лежало множество каких-то предметов, аккуратно завернутых в чистые тряпочки. Эрл вынимал их по одному и разворачивал; каждый предмет тускло поблескивал в желтом свете. Все они были покрыты слоем смазки, которая должна была обезопасить металл от влажности. Содержимое ящичка было очень хорошо ему знакомо. Приклад с затворной коробкой, ствол и патронник, затвор и возвратная пружина, передняя рукоять. Все части складывались вместе с такой легкостью, что было сразу ясно: детали отлично приработаны одна к другой. Эрл знал, каких прихотей можно ожидать от этого оружия, знал все мельчайшие нюансы его конструкции: как вставлять на место затвор, как совмещать фиксаторы, как вворачивать рукоять затвора.

В конце концов он соединил раму с прикладом, защелкнул фиксатор, и предмет принял свою окончательную форму. Не прошло и трех минут, как в руках у Эрла оказался автомат «томпсон» М1А1 с его простым, нерифленым стволом и толстым дулом, похожим на поросячий пятачок, его строгой прямолинейностью, его утилитарным серым цветом, его исцарапанным деревом приклада, рукоятки и ложа. В ящичке хранилось также десять магазинов по 30 патронов, а в багажнике его машины валялась еще тысяча трассирующих патронов того же сорок пятого калибра, которые он недавно рассчитывал сбагрить какому-нибудь другому правоохранительному агентству.

Теперь, как и во множество других ночей своей жизни, случившихся за минувшие годы, он должен добраться куда-то к рассвету. А с рассветом должно начаться убийство.

62

В конце концов фордовский микроавтобус, ревевший во всю мощь трехсот двадцати четырех лошадиных сил своего паккардовского мотора, вполз на небольшой холм и вырвался из-под деревьев.

– Вот мы и на месте, – сказал Джонни Испанец, – и у нас еще больше часа в запасе. Разве я не говорил тебе, Оуни, английский ты алкоголик, что в свое время уже делал это, и тоже для тебя?

Оуни испытывал величайшее облегчение.

Он вылез из машины и глубоко вдохнул, чувствуя, как прохладный лесной воздух заполняет его легкие.

Поле простиралось на добрую сотню миль во все стороны; во всяком случае, так казалось под звездным небом и яркой, белой, будто слоновая кость, луной. В бледном свете было видно, как слегка волнуется трава под ветром. Оуни смутно различал невысокий барьер холмов на дальней стороне, а на этой стороне не было ничего, кроме деревьев, под которыми они ехали перед этим.

Последние часы были ужасны. Они еле-еле тащились по совершенно не наезженной проселочной дороге, по меньшей мере дважды мотор глохнул, время от времени попадались крутые, но, к счастью, короткие подъемы, на которых всем пассажирам приходилось вылезать, и лишь несравненные таланты Джонни, его мягкое обращение с двигателем, его чувство равновесия и власть над машиной позволили им забираться все выше и выше в гору.

Откуда Джонни так хорошо знал дорогу? Ведь с тех пор, как их провел здесь старый шериф, прошло целых шесть лет. У него должна быть неплохая память. Он был определенно гением.

– Ты сделал это, дружище, – сказал он Джонни.

– Да, сделал, – согласился Джонни. – Сейчас ты благодарен мне, Оуни, но, когда придет время расплачиваться, все окажется совсем не так. Ты к тому времени убедишь себя в том, что мог и сам сделать все это, а то, что сделал я, будет казаться тебе сущими пустяками. Тогда ты в лепешку разобьешься, чтобы надуть меня, уж я-то я знаю.

– Нет, – возразил Оуни. – По справедливости так по справедливости. Вы, мальчики, выполнили за две минувшие недели две тяжелые работы. Я заплачу вам вдвое против того, что заплатил за товарную станцию.

– Вшестеро будет куда лучше, Оуни.

– Вшестеро?!

– Вшестеро. Не в два раза больше, а в шесть раз. Это будет справедливо. И у тебя останется большая часть того, что ты имеешь сегодня.

– Господи! Всего-то один рабочий день!

– Вшестеро, Оуни. Это была пятидневная работа, потребовавшая очень серьезной подготовки. А иначе ты весь остаток своей жизни смотрел бы на мир из окошка арканзасской тюрьмы Дэннамора.

– Вчетверо, и по рукам.

– Ладно, Оуни, но только потому, что я не люблю канители. Пусть будет впятеро больше, и на этом поладим, как добрые друзья.

Оуни протянул ему руку. Он только что заплатил полтора миллиона долларов за свою новую жизнь. Но у него оставалось еще семь миллионов, и кроме того, в европейских банках лежали три миллиона, о которых не знали ни Джонни Испанец, ни Багси Сигел, ни Мейер Лански.

Гангстеры пожали друг другу руки.

– Мальчики, мы теперь богаты, – сказал Джонни.

– Стали еще богаче, ты хочешь сказать, – поправил Оуни.

– Теперь мы можем зажить спокойно. Хватит работать. Мы можем побросать наши «томми» с рыбацкого пирса в Санта-Монике.

– Пожалуй, я сохраню свой «браунинг», – ответил Герман. – Никто не знает, когда он может пригодиться.

– Ну хорошо, а теперь вам всем предстоит еще немного поработать. Вы знаете, что делать.

Они должны были подготовить, место для приземления самолета. При этом следовало учесть направление ветра, потому что самолет должен садиться и взлетать против ветра. Действуя не менее слаженно, чем любая команда БСС, готовившая площадки для тайного приема самолета в оккупированной Франции, бойцы Джонни извлекли какие-то веши из задней дверцы большого «форда» и углубились в долину. Там они быстро собрали ветроуказатель и принялись определять преобладающее направление. После этого оставалось только просигналить фальшфейером, когда самолет прилетит, развернуть его, когда он сядет, подняться на борт, и все.